прилепившийся к косяку обшарпанной коричневой двери.

     - А ничего, что мы в такое время? - спросил Митя.

     -  Нормально, - сказала  Оля и впервые  за все время их довольно долгой

прогулки улыбнулась. - Тут весело.

     Дверь открылась, и  Митя  тут  же  услышал  приглушенные звуки какой-то

очень тяжелой музыки. С деревянным,  виолончельным  звуком тихо пела гитара,

мерно бухал барабан, тонкий пронзительный голос тянул вязкую, завораживающую

мелодию.

     - Привет, - сказала Оля. - Это мы. Впустишь?

     На  пороге  стояла полная,  черноволосая девушка  в  рваных  джинсах  и

клетчатой рубашке, завязанной на животе узлом.

     - Конечно. Ништяк. Проходите.

     - Все "Саббат" гоняешь?

     -  Ага.  У меня  Вася  торчит. Перенайтать  попросился.  Он новый  диск

притащил. Тащимся, как удавы. Выпить есть? Меня Джин зовут.

     Все это хозяйка квартиры произнесла ленивым голосом, лишенным всяческой

интонации.  На последней фразе она повернулась к Мите и  мазнула его по лицу

своим блеклым, пустоватым взглядом.

     - Митя, - сказал Матвеев, но  Джин уже не смотрела на него. Ее вроде ни

в малой степени не интересовало, как величать ночного гостя.

     - Давайте в комнату, - сказала Джин, - а то соседи предкам настучат.

     Митя  пошел  вслед  за хозяйкой по темному коридору, который закончился

массивной, украшенной буддистскими знаками дверью, и, пропустив вперед Олю и

Джин, шагнул в комнату. Музыка доносилась именно отсюда.

     У  стены, сплошь оклеенной пупырчатыми  подставками из-под яиц,  стояли

дорогие  колонки   "35-АС",   между   ними   прямо  на   полу  располагались

проигрыватель, усилитель, магнитофон и стопка  пластинок.  К противоположной

стене  приткнулась узкая,  односпальная  тахта  прикрытая  стареньким черным

пледом. Больше в комнате, если не считать грязноватого ковра на полу, ничего

не было.

     На ковре  сидел  голый  по  пояс мускулистый  парень  с  густой  гривой