шефа, и работали они вместе с  самого начала, с того  момента, как  Гольцман

решил заняться большим шоу-бизнесом.

     Дульский был  специалистом по  продаже театральных билетов и в этом, на

первый взгляд, нехитром  деле  знал множество  тонкостей,  трюков и способов

"отмыть" черный нал, продать билетов больше, чем их напечатано,  не провести

выручку  через  кассу, заработать  на  билетах,  продавая  одни и  те  же по

нескольку раз (технику последнего финта Матвеев до сих пор не мог понять), и

многое другое. Кроме технической стороны вопроса,  Дульский прекрасно владел

и, фигурально выражаясь, социальной стороной  проблемы. То есть знал  всех и

каждого из  продавцов билетов в городе. Каждая бабулька, сидящая в подземном

переходе метро, каждая солидная дама в театральной  кассе, распространители,

работающие на предприятиях, в институтах, больницах, детских садах и школах,

- все они  знали Дульского,  и  со всеми он был  в хороших  отношениях. Само

собой,  у него были  "концы" и в мэрии, и  в Смольном,  и  в законодательном

собрании -  за долгие годы крутежа билетов Дульский стал  в городе известным

человеком.

     Сколько Митя помнил  Дульского, тот  всегда  выглядел этаким  стареющим

плейбоем с  легким ковбойским налетом. Длинная,  падающая на  грудь смоляная

борода, сейчас уже почти совершенно седая, стянутые на затылке в тугой хвост

седые волосы, неизменные черные  джинсы и сапоги-"козаки",  черная джинсовая

рубашка,  черная  кожаная куртка, на  длинных  пальцах -  серебряные кольца,

только что серьги в ухе не было.

     В таком виде Дульский  ходил  и  в  мэрию, и в  Мариинский театр,  и  в

дорогие рестораны.  Каким-то образом он словно  приучил город к своему виду.

Окажись на  его месте  кто-нибудь другой, в  определенных  местах  появление

человека  в  подобном  наряде  вызвало  бы  по меньшей  мере недоумение,  но

Дульского все и всюду воспринимали совершенно нормально.