Самой  ненавистной  чертой  Сергея  было  его откровенное  стукачество.

Собственно,  стукачеством  это назвать было трудно. Просто Дульский всегда с

удовольствием и подробно  докладывал  начальству о любых  похождениях  своих

коллег. Причем говорил, ничего не стесняясь, и присутствие этих самых коллег

его совершенно не  волновало. Говорил  он одну только правду  и ничего кроме

правды  - подвиги  товарищей  не приукрашивал, но и не преуменьшал. Там, где

можно  было что-то недоговорить, что-то  замять,  у  Дульского  не  было  ни

малейших сомнений в  изложении  событий: если начальство  спрашивает  - надо

отвечать.  По такому  принципу он  и  жил. И, надо сказать,  начальство  его

ценило и берегло.

     Работником он  был  опытным.  Можно даже  сказать,  Сергей  Никифорович

Дульский слыл асом своего дела. А последняя черта  -  полная откровенность с

начальством - делала его для того же начальства вдвойне удобным.

     Ко всему  прочему, Сергей Дульский обладал  странным и  сильным  личным

обаянием, благодаря которому коллеги по службе его еще ни разу не то  что не

избили, но даже в глаза не обругали.

     - Что творил, что творил...  - повторил Дульский. - Бывали  варианты  и

покруче. Ты сам-то хоть помнишь, герой?

     Он смотрел на Митю смеющимися черными глазами.

     Митя пожал плечами.

     -  Отвечай  на  вопрос, Митя, -  устало,  странно устало для начала дня

сказал Гольцман.

     - Ну, помню.

     - И что же ты помнишь?

     - Вряд ли он помнит,  - хмыкнул Дульский. - Ну, ты дал,  конечно, Митя.

Просто цирк. - И начал рассказывать.

     То, что  услышал  Митя, не выбило почвы из-под  его ног. Могло  быть  и

похуже. А  так... -  в общем,  ничего криминального.  Ну, подумаешь, приехал

вместе с группой  пьяный в хлам.  Вышел на сцену  объявлять коллектив. Зачем

это было нужно - решительно никому, даже самому Мите, сейчас было непонятно.

Ладно, всякое бывает.  Ну,  не  рассчитал,  не  сориентировался  правильно в