Предыдущая Следующая
одни старперы царствовали на российской эстраде, напротив, молодые теснили,
заставляли суетиться
опытных, заслуженных и всем
известных артистов. И
Вавилов, что говорить, не меньше других приложил руку к
появлению на большой
сцене целой обоймы новых имен.
Толя испытывал раздражение лишь оттого, что этот
самый Вавилов, царь и
бог во всем, что касалось серьезной раскрутки и больших
гонораров, воротила,
имеющий в собственности лучшие
концертные площадки столицы,
приватизировавший их благодаря связям
в правительстве, не узнал
Бояна. И
даже не то чтобы
не узнал - Вавилов,
кажется, вовсе не слышал о
его
существовании.
"А чего
я злюсь-то? -
подумал Боян, начиная
остывать, чему
способствовала
увесистая пачка купюр, покоящаяся
во внутреннем кармане
куртки. - Ему,
конечно, все это по фигу. Он же не зритель. Не потребитель.
Он бабки дает. И совсем ему не обязательно знать, кто есть кто... Вот этот,
как его, Ваганян, он в курсе. И Толстиков. А чего мне
еще надо? Да ничего.
Денег побольше. Как
этот говорил, рокер долбаный, Джон
Леннон? "Хочу стать
богатым и знаменитым". И
стал, собака. А
нам хули топтаться?
И мы
прорвемся".
Боян
действительно был в Москве человеком известным. И
не только в
Москве.
Когда он думал
про себя как про представителя
"молодых", ему казалось,
что на самом деле
не тридцать три стукнуло Толику
Бояну, а по-прежнему
двадцать, ну двадцать два.
Многие, очень многие, подавляющее
большинство
тех, кто были знакомы
с Анатолием Бояном лишь по его музыке, по видеоклипам
и журнальным интервью,
именно так и думали -
представитель, мол, нового
поколения,
талантливый юноша, своей энергией
и напором молодости пробивший
себе дорогу не только на отечественную сцену, но и на
европейский рынок.
Он и выглядел на двадцать, а не на тридцать три,
при этом перепробовав Предыдущая Следующая
|