прибыль. На сей раз  операция вывоза картин  была проведена нетрадиционно  -

Толик и Алжир сами заплатили  Бурову в  Ленинграде  из своих  сбережений, он

обеспечил  им беспрепятственный  выезд  и документы на  беспошлинный  провоз

багажа  в Швецию, Норвегию и  Голландию,  где  их уже ждали покупатели. Доля

Бурова была лишь малой  толикой  того, что  компаньоны  получили в Европе, и

Боян чувствовал себя вполне обеспеченным человеком.

     Москва пришлась  ему по душе  - может  быть,  знакомство  с Кудрявцевым

сыграло в этом решающую роль.

     Если в Ленинграде  Толик вместе  с Алжиром постоянно находились в кругу

очень  милых, умных, обаятельных, но совершенно нищих, неустроенных  и вечно

пьяных артистов, художников и  философов, то в столице Боян быстро  привык к

хорошим машинам, роскошным апартаментам, ухоженным, богато одетым девушкам и

дорогим ресторанам.

     Имеющий  деньги,  побывавший  за  границей  и демонстрирующий  каталоги

известных  галерей  молодой  человек   -  при  этом  модный,  симпатичный  и

коммуникабельный  - быстро нашел себе в  столице новых друзей и еще  быстрее

понял, что жить должен именно здесь.

     -  Правильно, - заметил Кудрявцев, когда они сидели  с Бояном у него на

даче и с удовольствием курили отличную коноплю, не иссякавшую в доме Романа.

- Правильно. Ты же родом из Вологды, а в Москве провинциалы  - ведущая сила.

По  крайней мере, в  искусстве. Здесь  для талантливого человека из  русской

провинции лучшее место на земле. В Ленинграде публика  замечательная, у меня

там масса друзей, Толик, но...

     - Все не в себе, - подсказал Толик.

     -  Нет, так  резко я не  стал бы о них  говорить... Лучшие мои друзья -

ленинградцы. Но они, как бы это сказать... А в общем, ты прав. Действительно

не  в себе. Слишком  уж одухотворенные. Это  и хорошо. Иначе они  не были бы

настолько плодовитыми и  талантливыми... Интересными... Своеобразными...  Но