Америке  татуировку,  как настоящий экстремал, тысячу американских  долларов

заплатил за удовольствие, все столичные и  провинциальные  газеты немедленно

сообщили эту новость  благодарным читателям), не устраивал громких скандалов

и публичных бракоразводных процессов.

     Как  и  десять,  и  пятнадцать  лет назад,  Панкратов скакал  по  сцене

зайчиком,  причем, по  личному  мнению  Матвеева,  довольно неуклюже скакал,

непрофессионально.  Пел свои песни, ни одна из  которых, кроме самой первой,

спетой  еще  в  далекие семидесятые  (что-то  такое про  мокрый  город),  не

задерживалась  в  памяти. И тем  не менее, взяв  упорством  и  постоянством,

Панкратов занял свое место в золотом фонде российской эстрады.

     Митя,  учась  в своем институте, и вообразить не  мог, что через десять

лет  он  будет  сам устраивать  концерты Панкратову.  Перестал  существовать

Советский Союз, прогрохотал  путч, менялись президенты, менялась  экономика,

менялись  деньги,  меняли  названия  улицы  и  города,  и  только  Панкратов

оставался  неизменным.  Как  он  пел про  слякотный  мегаполис  в  семьдесят

седьмом, так сейчас пел про Голливуд - с теми  же  интонациями,  с  теми  же

танцами, в костюмах  такого же точно покроя, как и раньше. Волосы Панкратова

были  все той же длины и  густоты,  не говоря  уже о  том,  что ни намека на

седину  не   было   в  шевелюре   этого   бодрого,   прыгучего   и  верткого

пятидесятилетнего юноши.

     Панкратов  всегда  стремился украсить свои выступления, превратить их в

некое  подобие театрального  представления,  и  Мите  казалось,  что в  этом

направлении  он,  бесспорно, лидирует.  Однако  оказалось,  что нет  предела

совершенству.

     Если  на концертах Панкратова патока и  мед  медленно текли  со сцены в

зрительный зал, обволакивали зрителей липкими, мягкими, тягучими волнами, то

во  время  представлений  Егорова  эта патока и  этот мед,  смешанные  уже с