пролетело! Словно и  не со мной. Словно и не был  в  Африке. Столько мечтал,

столько готовился, стоило ли так переживать?.. Стоило! - с внезапной злостью

решил он,  снова  надавив  на планку.  - Стоило! И еще поеду. И не только  в

Африку.  На Северный  полюс поеду,  в Китай...  В  Китае  не  был  ни  разу,

непорядок. Как так? Уже пятый десяток, а я еще не успел взглянуть на Великую

Китайскую! Так, глядишь, в суете и проморгаю. Нет, врешь! Не проморгаю!"

     Вавилов начал  так  энергично качать тренажер, словно  физически  хотел

угнаться  за  ускользающими  в  вечность   секундами,  минутами,  наверстать

растраченные по пустякам часы и сутки. Теперь он все чаще задумывался о том,

сколько  времени  потерял в жизни,  растратил,  даже не просто  растратил, а

элементарно, походя  выбросил на  помойку, списал со счета,  словно ластиком

стер на календаре дни, месяцы и целые годы.

     Эти мысли  иногда  пугали  Владимира  Владимировича, иногда доводили до

бессильной  ярости,  которая  питала  сама  себя,   стократно  умножаясь  от

осознания  этого  бессилия,  от того, что он, Вавилов,  человек, который мог

сделать  очень  многое,  почти  все,  фигура,  одно  упоминание   о  которой

заставляло людей поднимать  глаза к  потолку и разводить руками, человек,  о

котором ходили  анекдоты (а  это в России  верный  признак  того, что  народ

возвел некоего человека в ранг Великих, почти небожителей), не может сделать

ровным счетом ничего и так же немощен в попытке нагнать упущенное время, как

и последний алкаш от ларька или нищий и несчастный инвалид-пенсионер.

     "Господи, чем я занимался! - думал он обычно в машине, чтобы не тратить

на  непродуктивные мысли рабочее время или  столь  же дорогие для  него часы

отдыха. - Чем я занимался в жизни? Сколько лет я пил? Пятнадцать примерно. И

что  я  за  эти  пятнадцать  лет  сделал?  А  ничего!  Одна  иллюзия,  а  не