заморозил все остальные  проекты, что с ним случалось крайне редко. Он любил

риск, даже не то чтобы  любил, а просто привык к нему за долгие годы занятия

бизнесом в России.

     Без  риска  невозможно провести  даже  самую  элементарную  операцию  -

скажем,  закупить  комплект  звукового  оборудования где-нибудь  в Европе  и

продать заказчику. Заказчик может  кинуть, может обанкротиться, могут кинуть

на  таможне,  груз  могут украсть  по  дороге,  могут испортить, могут сдать

налоговой  инспекции  всю  "липу",  без  которой   вообще  не  имеет  смысла

заниматься  торговлей,  может случиться  все, что угодно. Любое коммерческое

действие,  любое телодвижение в этом направлении связано с  риском. К такому

привыкаешь.

     Но  здесь был другой  случай.  Никто и ничто  -  ни  обстоятельства, ни

конкретные люди - не заставляло Вавилова останавливать параллельные проекты.

Он все решил сам.

     Работа  была настолько интересной и настолько  масштабной, что Владимир

Владимирович решил: все  текущие, терпящие дела - в сторону! -  и  полностью

отдался предвыборной кампании.

     Размах был именно такой, к которому Вавилов всегда стремился. А люди...

люди  просто  приводили  его  в  восторг.  Он запретил  себе давать  оценки,

принятые  в общении,  в  печати,  на  коммунальных кухнях,  оценки, которыми

награждают политиков  в  московском "Гайд-парке" на  Пушкинской  площади,  -

этот, мол, подлец и вор,  тот  -  прожженный коммунист,  третий  -  аферист,

четвертый - напыщенный молодой хапуга, пятый - лизоблюд.

     Вавилов  давно  знал, а  теперь  еще более убедился  в  том, что  люди,

говорящие подобные вещи,  вовсе не представляли себе, на каком расстоянии от

обсуждаемых ими депутатов, кандидатов и прочих  государственных деятелей они

находятся.

     Это  расстояние, хотя физически и измерялось какими-то  сотнями метров,

на деле являлось непреодолимым,  соразмерным  только с удаленностью от Земли