- Ты давай, Боря, к делу. Квартиру, что ли, хочешь купить?

     - Хм. А почему ты вдруг об этом?

     - Да ты же любитель хаты скупать. У погибших музыкантов. Все знают.

     - Прикалываешься?

     -  Нет, я серьезно. Хочешь - купи. Меня здесь  так  достало, я уже  эти

стены видеть не могу.

     - Купить можно. Только...

     - Что?

     - Ладно, возьму, пожалуй.

     Гольцман принял решение, и оно ему понравилось.

     - За сколько?

     -  Договоримся. Не  волнуйся, я всегда  хорошо плачу. Особенно если мне

человек симпатичен.

     - Ой ли?

     - Да.

     - Я, то есть, тебе симпатична?

     - Не без этого.

     -  Вот  незадача...  Что  же делать, прямо  не  знаю.  Сразу,  что  ли,

раздеваться?

     -  Можно  не сразу,  -  серьезно  ответил  Гольцман.  -  Можно  сначала

поговорить.

     Борис Дмитриевич затушил сигарету  и,  сняв  со  стола  бутылку  водки,

поставив ее на пол возле своих ног.

     - Значит, так. Я вижу, что жили вы, Оля, довольно скромно.

     Он обвел глазами убогий интерьер кухни.

     - Ты  наблюдательный  такой,  Боря,  я  просто  в шоке!  -  усмехнулась

Стадникова.

     - Да... Вот я и думаю, что пора бы тебе денег получить за твои мучения.

     - Это само собой. Денег... Денег надо бы.  Только если  честно, Боря...

Если бы ты  знал,  чего  мне стоило прожить все эти  годы, то  понял бы, что

никакими деньгами такого не возместишь.

     -  Да? Ну  извини. Кроме денег, я тебе, кажется, больше ничего не смогу

предложить.

     - Ой ли?

     Гольцман  внимательно посмотрел Стадниковой в лицо. Глаза  ее щурились,

на щеках выступил румянец. Ольга  облизывала  кончиком языка потрескавшиеся,

припухшие  губы  и покачивала  головой. Халат сполз с левого  плеча,  она не

поправляла его, демонстрируя  Гольцману почти полностью  обнажившуюся грудь.

Решив не обращать внимания на  эти похмельные дамские штучки,  которых Борис

Дмитриевич в своей жизни навидался достаточно, он решил перейти к главному.