- Вот и  славно, - пьяно улыбнулся Кудрявцев. - А мы  с товарищем  тебя

здесь подождем.

     Парень,  взяв  деньги,  растворился в  полумраке заведения, а Кудрявцев

поднял кружку и тихонько стукнул ее о ту, что была ближе к Толику.

     - Ну, давай! За наше прошлое! Оно ведь, прошлое-то, - самое лучшее, что

у нас есть. Лучше уже ничего не будет! Давай, Толечка!

     Боян послушно  зацепил пальцами  уродливую  посудину  и  поднес ко рту.

Запах  тухлятины  ударил  в ноздри.  На ободке кружки  виднелся след красной

губной помады. В горле Толика снова заклокотала тошнота.

     - Не боись! Вперед!

     Решив не спорить  с  пьяным  Кудрявцевым, Толя зажмурился  и,  повернув

кружку так, чтобы случайно не лизнуть помаду, сделал первый глоток.

     Опьянел  он довольно  быстро.  Пиво, которое  казалось  разбавленным  и

слабым  и  совершенно  не  походило на  все  сорта, перепробованные  Толиком

прежде, проявило себя довольно сильнодействующим алкогольным напитком.

     Правда, Боян отдавал себе отчет и в том, что бутылка водки,  из которой

Роман подливал в кружки, тоже сыграла свою роль, но эта мысль растворилась в

благодушии,  которое   вдруг  охватило  Толика.  Настроение  его  неожиданно

поднялось, и  даже  урод гопник,  тоже  очень быстро опьяневший и  постоянно

что-то бормотавший, не казался уже таким отвратительным.

     Да и сама пивная перестала вызывать омерзение, которое Толя испытал при

входе. Пивная как пивная. Ничего особенного...

     Боян сделал еще глоток "ерша" и услышал слова Кудрявцева.

     - Говно! Все говно! - говорил Роман. - Сваливаю я, Толька, надоело! Все

лучшее, светлое - все это  позади. Впереди  - только мрак. Мрак  и ужас. Мне

это смерть Лекова открыла. Все. Эпоха наша кончилась.

     - Наша - это чья?

     Роман пристально посмотрел на Бояна, глотнул из своей кружки и сказал:

     -  Моя. Потому что ты,  Толька, человек  из другого времени. А  жаль...