Давай, давай, поиграй с ним...

     - А чего мне с ним играть? И почему - Грек? Это кличка, что ли?

     - Кличка, кличка.

     - Да, понравился. Во всяком случае...

     Они уже стояли у  прилавка, и  Роман,  слушая Толика,  искал в шеренгах

разнокалиберных бутылок то, что отвечало его настроению.

     - Во всяком  случае,  он говорит правильные  вещи. И потом, он ведь нас

спас сегодня. Ты что, забыл?

     -  Спас? Ха-ха...  Спас, конечно. Еще как! А  насчет правильных вещей -

смотри  сам. Если  они  тебе кажутся  правильными,  тогда,  конечно,  полный

вперед.

     - Кажутся. Все лучше, чем водяру жрать и  по  вонючим пивным болтаться.

Меня там чуть не вырвало, в этом твоем шалмане.

     - Тебя в шалмане "чуть" не вырвало, а у Грека натурально сблевал.

     - Так это другое...

     - Другое... А мне вот там откровенно  блевать  хочется, у этого Георгия

Георгиевича,  суки  драной...  От  одного  его вида тошнит. Падла...  Собака

бешеная...

     - Ладно, хватит тебе, - одернул Романа Толик.

     -  А  пошел  ты!  - неожиданно крикнул Кудрявцев.  Охранник  у  входа в

магазин не пошевелился, но как-то весь подобрался.

     - Да ради бога! Охота смотреть, как ты нажираешься.

     Толик повернулся и шагнул к выходу.

     - Попутный ветер тебе в...

     Кудрявцев не договорил, махнул рукой и снова повернулся к прилавку.

     - Мне "Смирнова", вон ту, литровую.

 * "ВЕЧЕРНИЕ СОВЫ" *  (Гонорар)

1

     Хорошие новости не подняли Борису Дмитриевичу настроения.

     Сегодня он с утра чувствовал свою печень. Она не болела, не  тянула, не

давила, он ее просто чувствовал,  и это отравляло ему  существование. Словно

Гольцман  был  не здоровым,  богатым мужиком в самом расцвете сил, жестким и

деятельным, способным  мгновенно принимать  важные  решения и  держать любой

удар,  а нежной, болезненной и мнительной тургеневской  барышней, падающей в