проницательные глаза, в которых не было и намека на наркотический туман.

     - Рябой Александр Михайлович. Я,  так сказать,  продюсер Лекова. А если

проще - я для него в Москве и мать, и отец, и нянька.

     -  Я  знаю,  -  кивнул  Буров.  -  Вот,  видите,  что  приключилось.  -

Следователь развел руками.

     - Пока, честно говоря, не вижу, - пожал плечами Шурик. - Где он сам-то?

     - Сам-то? - переспросил Буров, покосившись на то, что осталось от дома.

- Хотите посмотреть?

     - Хочу.

     -   По  правде  говоря...  Вообще,  официальное   опознание  еще  нужно

проводить... в морге. Но и сейчас можно. Пойдемте. Если уж так хотите.

     Буров повернулся и зашагал к пожарной машине.

     Возле "скорой" стояли двое санитаров с папиросами в уголках губ.

     - Где тело? - спросил Буров.

     -  А вот, - кивнул один из  санитаров, совсем  молодой, лет,  наверное,

двадцати. - Скажите, это правда, что ли, Леков?

     - Посмотрим, - буркнул Буров, взглянув туда,  куда  показал мальчишка в

грязном белом халате.

     Когда  Шурик,  следом за капитаном,  прошел  мимо  санитаров, он  вдруг

почувствовал очень знакомый за  много лет общения  с музыкантами и деятелями

шоу-бизнеса  запах. Санитары, вне всякого сомнения, смолили  косяки,  причем

весьма крутые. Шурик знал толк в конопле и мог сказать, что папиросы ребят в

белых халатах забиты очень хорошей травой, ну просто очень хорошей!

     Буров, однако, вроде бы не обратил на запах  конопли никакого внимания.

Он подошел к лежавшим на земле носилкам и встал над ними, глядя на Шурика.

     - Вот это? - спросил Александр Михайлович.

     - Это, это.

     Второй  санитар, постарше,  с  редкой бородкой  на длинном худом  лице,

похожий на монаха, иссушенного многодневным постом, наклонился над носилками

и дернул за "молнию" черного пластикового мешка.

     - Вот он, родимый. Боксер.

     - Заткнись, Юра, - рявкнул Буров.