а  Василий, блаженно жмурясь  и забивая новый  косяк,  отвечал,  что все это

ерунда и жизнь должна идти так, как идет.

     -  Ты возьми  вот,  как  Алжир,  намазюкай  чего-нибудь. Авось  станешь

знаменитым, - смеясь, сказал он после глубокой затяжки.

     - Да ты что, Леков, серьезно, что ли? Алжир  ведь парит, не может быть,

чтобы...

     - Все может быть. Ты просто еще не въехал  в наши  дела.  Алжир  сейчас

крутой мэн. У него фирма пасется - ты не видел еще?

     - Нет.

     - Увидишь.  Я тебе серьезно  говорю -  мазюкай. Они,  Алжир с дружками,

сейчас нарасхват. То ли еще будет. Увидишь -  ребята так поднимутся, что нам

всем мало не покажется...

     Леков говорил что-то еще, но Толик отключился - сначала он видел только

шевелящиеся губы своего нового друга, а  потом и они исчезли, смытые нежной,

теплой волной целиком захватившего Бояна кайфа.

     Когда Толя пришел в себя, обнаружилось, что в мастерской, кроме  него и

Лекова, находятся еще человек пятнадцать. Откуда они взялись, Боян понять не

мог  - телефона в  Алжировой комнате не имелось.  Видимо, направляясь  сюда,

Леков оставил им информацию о своем новом местопребывании.

     Люди сидели на полу, на  табуретках, принесенных  из кухни, на  диване,

притиснув к  спинке  лежащего  Толика, а  Леков играл на гитаре и  пел. Этих

песен  Боян  еще не  слышал - видимо, происходила премьера  новой  программы

гениального музыканта, который писал свои произведения в огромном количестве

и с фантастической скоростью.

     - Круто, да?  -  спросил  восхищенный  Боян, обращаясь к сидевшей рядом

девушке.

     - Круто, - согласилась она. - Тише... На, дерни.

     Девушка  протянула  Толику   "пяточку"  -  докуренную  почти  до  конца

папиросу, остаток табака  и  конопли в  которой был закручен умелой рукой  в

аккуратный серый шарик.

     - Ништяк, - протянул Боян затянувшись.

     - Тише ты, новые же песни, - сказала девушка. - Не мешай.