- Так  вот.  Могу  сообщить, что  на  небезызвестной  вам  фирме  "ВВВ"

строятся гигантские планы. Вавилов... Вы с ним знакомы?

     - Конечно.

     - Так вот. Он укрупняется... Речь идет о настоящей монополии.

     - Монополии, простите, на что?

     -  На все.  На концертную деятельность,  на  производство  носителей  -

компакт-дисков, кассет...

     - Андрей! -  Рябой назвал следователя по имени не  случайно. Он как  бы

показывал,  что  Буров сейчас заехал на чужое поле,  на  территорию, которую

почти не  знает, и  затронул вопросы, в которых очень слабо разбирается. - Я

вот  что  хочу  вам  сказать,  Андрей.  То,  о  чем  вы говорите, совершенно

нереально. Совершенно. Об этом даже речи быть не может. Это утопия.

     - Ну почему же? Если взять, к примеру, Запад...

     - А что Запад?

     - Там  ведь давно уже  произошел процесс слияния. Кто царит  на  рынке?

"Полиграм",  "Би-Эм-Джи",  "Сони",  "Уорнер".  И,  собственно  говоря,  все.

Остальные по сравнению с ними  ничто. Сотни  фирм,  которые в конечном итоге

выпускают свою продукцию через этих монстров...

     - А вы, Андрюша, в курсе дела...

     - Естественно. Это же мой хлеб.

     Рябой отметил замечание насчет хлеба, которое  то ли  специально, то ли

случайно вырвалось  у Бурова.  Если разобраться, хлеб следователя Бурова мог

лежать только  в Московской  городской  прокуратуре. Ну, может  быть, еще  в

двух-трех адвокатских конторах. Но уж никак не в "Полиграме" или "Сони".

     -  Вот Вавилов  и  хочет,  так  сказать,  приватизировать наш рынок,  -

продолжил  следователь.  -  Он в  России не особенно большой. По сравнению с

Западом,  конечно.  Господин  из "ВВВ"  думает, что сдюжит все  это  дело  в

одиночку. А мне интересно - в курсе ли ваш шеф, Гольцман? То есть в курсе ли

он происходящего?

     - Вы считаете, это можно рассматривать уже не как планирующееся,  а как