уехал -  я же без копейки осталась. Все пять штук, что он от  вас получил...

он мне их только показал и сразу дури накупил. Еще  хвастался - во, говорил,

сколько. Надолго теперь. Теперь,  говорил, буду жить без забот. Только руку,

говорит, протяни, и все рядом. Гений хуев! Ненавижу! Если бы ты  знал, Митя,

как я его ненавидела!

     Матвеев на этот раз сам  взял бутылку и налил себе полный стакан. Водка

подошла к концу, и он понял, что ему действительно придется  бежать за новой

бутылкой.

     Стадникова,  кажется,  не обратила внимания  на  его  манипуляции.  Она

увлеклась  и  говорила,   все  больше   распаляясь,  вываливая   на   голову

ошеломленного Мити  такие интимные подробности,  которых  он не то чтобы  не

ожидал услышать  от  нее,  да  еще в такой  день, - он вообще не  думал, что

женщина  может  вот  так запросто  делиться подобными  вещами с  посторонним

мужчиной, не краснея и ничуть не смущаясь.

     - Грязный, вонючий, липкий, потел  вечно... Спать с ним  - знаешь,  как

было? Я уже в другую комнату ухожу, вонь стоит рядом с ним такая - не то что

заснуть,  вздохнуть нельзя. Еще и пердит все время,  когда пьяный. Перднет и

смеется. Если может еще смеяться, конечно.  Как же - мы ведь рок-звезда! Нам

ведь  ваши плебейские условности чужды. Такой... принц и нищий в одном лице.

А изо рта  как  у  него воняло! Даже страшно вообразить  себе такое... такой

запах, если  это вообще можно запахом назвать! Помойка  розами пахнет  после

его пасти. Зубы  все гнилые, только  черные  корни торчат.  К врачам  боялся

идти.  Ждал, мудак, пока сами выпадут. А куда  они, на хуй, выпадут? Вот я и

нюхала столько лет. Он, когда еще на средней дозе был, целоваться лез, любил

это дело. На большее-то его уже не хватало.

     -  В  смысле?  -  не удержался  Матвеев. История,  которую рассказывала

Ольга, начинала его всерьез интересовать.

     "Жалко я  не журналист, -  подумал он. - Такой  материалище!  Куманский