удавился бы от зависти.  Душу  продал бы черту, чтобы такое услышать. Это же

его тема. Чернушка с порнушкой. Хотя у него и так давным-давно душа продана,

куплена, заложена и перезаложена".

     - ...Трахаться  уже не  мог последние несколько лет.  Дай бог, если раз

месяца в два у него что-то получалось, так  потом он  неделю  гоголем ходил,

считал, что я молиться на  него за  это должна. За то, что  он пять минут на

мне поерзал,  зубами  поскрипел, повыл  и  отвалился  спать - за это я  ему,

понимаешь, ноги мыть и воду пить...

     - Зубами поскрипел, - повторил Матвеев.

     -  Ха!  Да он ими всю жизнь  скрежетал! Не человек, а какой-то Железный

Дровосек!  Глисты,  думаю, у  него были. Это ему очень пошло бы. Как раз для

завершения  образа.  Он же руки не мыл. Придет в  жопень пьяный, жрет всякую

гадость.  Когда  денег  совсем  не  было,  бычки на  лестнице  докуривал  за

соседями.

     - Хм, а так и не скажешь, - покачал головой Матвеев.

     - Конечно, не скажешь! Вы же его видели на сцене, причесанного-умытого.

Он себя-то, любимого, подавал всегда как надо. Может быть, даже чересчур.

     - Это  было,  согласен, - кивнул Матвеев. - Понтов у Василька было хоть

отбавляй.

     - Бабы, конечно, с ума  сходили. Что  только  он с ними делал, импотент

обдолбанный?

     - Да им, я думаю, и  не надо  было ничего, - заметил Митя. - Только  бы

потрогать.

     - Ага. Фанатки, безмозглые тварюшки. От них я тоже натерпелась.

     - Серьезно?

     - А то!  Один раз  вообще  - на  улице  набросились,  лицо  расцарапали

когтями  своими  нечищенными. Хорошо еще,  я потом подумала, хорошо, что так

легко обошлось.  Дома  неделю  посидела,  и  все.  А могли  ведь  и кислотой

плеснуть. Сволочи.

     Она помолчала, опять налила себе водки.

     - Устала я. Но теперь - все. Теперь - свобода. Да, Митя?

     Матвеев пожал плечами, не зная, что ответить.  По  всему,  он давно уже

должен  был перейти  к  делу,  к  разговору  о  контрактах,  о  наследовании