это  место  и, взяв  такси, приехали  на захламленный  пустырь  за  каким-то

заводом, где должен был находиться  сверженный с пьедестала, увековеченный в

чугуне вождь мирового пролетариата.

     Таксист,  всю  дорогу  прислушивавшийся  к оживленной беседе  на заднем

сиденье, понял, зачем прибыли  столичные  гости,  и к  концу  путешествия из

дружелюбного  мужичка-работяги превратился  в злобного молчуна. Уже  получив

деньги, провожая глазами молодых художников, прыгавших через кучи мусора, он

что-то пробурчал. Толику показалось, что водитель вымолвил слово "бляди", но

это не смогло  испортить ему  настроение  так, как  его  испортил неожиданно

выросший на пути сторож, охранявший пустырь.

     Сторож оказался плечистым ладным парнем лет  под тридцать, в камуфляже,

с  кобурой на бедре  и с  резиновой  дубинкой в руках. Хранитель  городского

хлама  не стал церемониться с непрошенными гостями и, угрожая  немедленной и

страшной  расправой,  отвел их  в вагончик, где,  по его словам,  находилась

какая-то "контора".

     Там, поговорив с хмурым  начальником - явно близнецом сторожа, таким же

молодым, в камуфляже, только без кобуры и  резиновой  дубины, зато с фиксой,

угрожающе поблескивавшей во  рту,  -  Толик с Артемом выяснили, что  пустырь

вместе с валяющимся на  нем металлическим  хламом, включая искомый памятник,

приватизирован некой фирмой "Молния".

     - Частным лицам мы ничего не продаем, - зевая,  молвил  начальник. - Мы

торгово-закупочная  фирма.  Нам  нужны  ваши  банковские  реквизиты, лицевой

счет...

     Все это было выше понимания Толика и Артема.

     Вечером Артем позвонил из гостиницы в Москву, проговорил около получаса

и, вернувшись в  номер - единственный работавший телефон находился на стойке

администратора, - сообщил Толику, что им необходимо вернуться в столицу, там

он быстро все уладит.

     - С кем ты говорил? - печально спросил Толик.