На столь благостном фоне это самоубийство казалось еще более странным -

никто даже из самых близких знакомых Зыкова не мог найти ни малейшего повода

для такого отчаянного шага.

     Корнеев предполагал, что  в "Модерн Мьюзик" не  все было так уж чисто и

гладко, но предположения оставались предположениями, и озвучивать их Корнеев

не собирался.

     Поскорбев  по  однокашнику,  он  еще  больше  уверовал  в  правильность

выбранного пути и  порадовался,  что  не влез до сих  пор  ни в какие  сферы

бизнеса,  связанные с торговлей чем  бы то  ни было -  кассетами,  машинами,

водкой... Единственный товар, который казался  ему безопасным  в работе и до

сих пор  таковым  являлся, были  люди. Живые  артисты. "Живое мясо", как  он

иногда говорил в шутку, пересекая границу, скажем, Украины.

     - Что везете? - спрашивали его борзые хохлы-таможенники в явной надежде

сорвать с русского бизнесмена хотя бы сотню баксов.

     - Живое мясо, - отвечал улыбающийся Корнеев...

     Сегодня   похмелье  мучило   его   сильнее,  чем  бывало  обычно  после

ежевечерней дозы.

     "Должно быть,  давление  скачет",  -  думал Корнеев,  разглядывая  лицо

Бориса Дмитриевича и одновременно  пытаясь предугадать,  какой каверзы можно

ждать от этого выжиги.

     -  На  пятерку,  значит,  - повторил  Гольцман.  - Знаешь, Гена,  такое

дело...

     -  Ну что  там?  Какое еще дело?  - пропыхтел  Корнеев. - Давай,  Боря,

решать вопрос. Нам улетать сегодня.

     - Да...

     - Что, проблемы какие-то?

     -  Да  нет,  Гена...  Собственно...  Понимаешь,  там,  в  зале,  кресла

покрушили...

     - Ну и что? Я здесь при чем?

     - Знаешь, Гена, я думаю, нам с тобой надо разделить расходы.

     - С какого хрена? Твоя работа - охрану обеспечить. Ты же вбил стоимость

охраны, значит, с ними  и  разбирайся.  Раз  они  не уследили  -  это не мои

проблемы.

     - Это-то понятно. Но тут еще по билетам...