талантливый артист не сдох от похмельного инсульта.

     -  Ой,  застеснялся,  -  улыбнулась  Стадникова.  - Ты чего,  Митя?  Ты

покрасней еще.

     - Слушай, Оль, ну не время сейчас.

     Телефонный звонок не дал Ольге ответить.

     Она  поморщилась и  лениво направилась  в коридор, к висящему на  стене

дешевенькому   рублевому   аппарату,   убогость  которого  была  подчеркнута

расколотым и трудно проворачивающимся диском.

     "Во как звезда жила, - еще раз подумал Митя. - Врагу не пожелаешь".

     - Да, - услышал он Олин  голос. - Да... Я... В курсе, конечно. Ну да...

Держусь... Спасибо, Борис Дмитриевич... Да. Я  телефон отключаю. Да. Хорошо.

Спасибо вам...

     Оля брякнула трубкой и снова вышла на кухню.

     - Твой звонил. - Она посмотрела на Матвеева.

     - Мой?

     - Ну да. Гольцман.

     - И чего?

     - А ничего. Соболезнования выражает.

     - Больше ничего не сказал?

     - А что он еще должен был сказать?

     - Ну, не знаю. Мало ли? Он мужик с двойным дном.

     -  О  господи,  мне сейчас  настолько  на все  это  наплевать, Митя. На

двойное дно, на все ваши игры.

     - Я понимаю.

     -  Ничего  ты  не  понимаешь. Ни-че-го.  -  Оля  по  слогам  произнесла

последнее слово и опять схватилась за бутылку.

     -  Митя...  - После новой  дозы  ее  голос  потеплел. - Митя, если что,

сходишь еще?

     - Схожу. А надо? Думаешь, стоит?

     - Стоит, стоит. У меня сегодня такой день...

     - Да, - покачал головой Матвеев, не зная, что сказать.

     - "Да", "да", заладил! Пей давай. Дурачок ты, Митя. - Оля первый раз за

всю  беседу улыбнулась. - Дурачок.  Не понимаешь... Я  сегодня свою  свободу

встречаю. Понял?  Свободу! Я  же сама хотела  с собой покончить. Так он меня

достал.

     Митя слушал Стадникову с возрастающим удивлением.

     - Так достал, - продолжала Ольга,  - так достал...  Сил  моих больше не

было. Я уже и в самом деле думала  -  все, жизнь кончена. Вот в этот раз  он