- Выпьем, - сказал Матвеев. Он  уже  стал уставать от слишком красочных

описаний  лековских  подвигов.  Со  слов  Ольги  получалось, что  гениальный

гитарист, автор нескольких, ставшими поистине народными  песнями, хитов, был

каким-то отвратительным  монстром, по сравнению  с которым  рядовой  бомж  у

помойного  бака  выглядит  вполне  приличным,  работящим  и  сообразительным

мужичком.

     - Один  раз,  когда уже край был, когда не  могу, чувствую - конец, еще

день  такой  жизни, и  я  на "Пряжке"  окажусь, - продолжала Ольга,  - я ему

говорю: "Ухожу от тебя. Все, гений, живи дальше как знаешь".

     - И что?

     -  А  он...  Он взял,  заперся  в  комнате,  собрал ноты  свои  в кучу,

документы,  паспорт, свидетельство о рождении, военный билет, ну, все, что в

ящике было, -  в  кучу сложил посреди  комнаты и поджег. Я собираюсь -  зима

была, одеваюсь, значит. Слышу - что-то тихо в комнате. Решила посмотреть, не

знаю, наитие какое-то, что ли? Подошла, дверь дернула - заперто. И  дым. Ну,

я в крик.

     - Дверь ломала?

     -  Нет. Он открыл.  Он же трус. Когда понял, что  жареным пахнет, почти

что в буквальном смысле, - Ольга хмыкнула, - тогда сам открыл. А на полу уже

по полной схеме - пионерский костер. Паркет  занялся, обои  тлеют на стенах,

потолок весь черный.

     - Пожарных звали?

     - Ну да! Какие там пожарные? Сама затушила. Он начал вопить, чтобы я не

звонила, иначе его  в дурку сдадут. А он не хочет, он, мол, там не выдержит.

Вот такая у  нас жизнь веселая была. Ну, я и осталась. Как-то само собой все

вышло. Пока мыли-чистили, выпили еще... Я, понятное дело, в магазин сбегала.

И осталась.

     - Ладно, хватит о нем. Нет его уже. Все кончилось.

     - Да.

     Ольга посмотрела на очередную опустевшую бутылку.

     - Мить!..

     - Что?

     - Может, останешься у меня сегодня, а? Мне что-то страшно одной.

     - Хорошо. Останусь. Сейчас только в магазин сгоняю...