мазутных ватниках - гениальные писатели,  которые пишут "запрещенные" книги,

и,  кроме писательской деятельности,  осуществляемой почему-то в котельных и

сторожках, основным их  занятием является  запутывание следов  и бегство  от

постоянной слежки агентов КГБ.

     Помимо этих странных личностей к Викентию захаживали и  иностранцы, при

которых  Толик напрягался  изо всех  сил,  стараясь не  таращить восхищенные

глаза на их новенькие джинсы и белоснежные кроссовки.

     - Какой стильный юноша, - говорили писатели, поглядывая на Бояна. - Это

что, Гребенщиковский воспитанник?

     - Нет, - отвечал Викентий. - Это мой новый друг... Из Вологды.

     - Ну прямо в чистом виде "новый романтик".

     - Кто-кто? - спрашивал Боян.

     - "Новые  романтики", Толик, - пояснял Викентий, - это такое течение на

Западе. В музыке и вообще...  Ты просто  похож... Там люди  специальный грим

делают, волосы красят, а у тебя все натуральное. Тебе бы рок-звездой быть...

Ты на гитаре не играешь?

     - Нет.

     -  Вот  с  Алжиром  тебя  познакомим,  будете  вместе ходить.  Он  тоже

модник...

     -  С кем? - изумленно спрашивал  Толик, представляя  себе  здоровенного

чернокожего, с которым ему сулят куда-то "вместе ходить".

     - С Алжиром. Он как раз завтра зайдет.

     Таинственный Алжир, который  явился  следующим вечером, оказался  тощим

парнишкой,  ровесником Толика. Знакомство с Костей,  носящим  такую странную

кличку, парадоксальную и  прекрасную  в своей пустоте,  ибо она  ни малейшим

образом  не  отражала  личность  ее  обладателя  - бледного,  светловолосого

одесского мальчишки, - оказалось для Бояна, как стали говорить несколько лет

спустя, судьбоносным.

     Если  Толик просто хотел стать богатым  и знаменитым,  то Костю  Алжира

буквально разрывало  на  части  от этого желания, и он кипел, бурлил бешеной

энергией, направляя ее в любые русла, пригодные для достижения цели.