Несмотря  на  свою  молодость,  Алжир  был вхож в дома  местных  и, как

выяснилось  чуть  позже, столичных знаменитостей,  находился в  приятельских

отношениях с  художниками,  кинорежиссерами и  писателями  -  не  теми,  что

приходили в гости к Викентию, а "официальными", портреты которых мелькали на

обложках цветных  журналов  и  появлялись  на телеэкране.  При  этом он  мог

запросто позвонить Гребенщикову,  здоровался за руку  с Курехиным, увидев на

улице  Цоя,  орал во все горло:  "Витька!!! Привет!!!"  И никто  из  титанов

ленинградского андеграунда не  считал это назойливой  фамильярностью. Алжира

все знали и, кажется, любили.

     Чем  он  конкретно занимался, Толик  сразу  не понял, как, впрочем,  не

понял и впоследствии. Алжир пытался объять  необъятное и выжать хоть немного

денег  из  всего,  что  находилось  вокруг.  Точно так  же  любого человека,

встречавшегося ему на пути, он старался  использовать для роста  собственной

популярности.

     При этом Костя показался Толику добрым и обаятельным малым, а сам Алжир

после первой  же встречи схватил  Бояна и уволок к  себе, как он сказал,  "в

мастерскую".

     Чуть позже, когда Алжир укатил в  Москву, оставив Толика в  этой  самой

"мастерской", где он и  прожил следующие два  с половиной года,  Боян понял,

что Алжир, несмотря на  собственную,  стремительно  нарастающую известность,

несмотря на обширный круг именитых друзей и знакомых, был все еще "пацаном",

провинциальным мальчишкой, таким же, как и Толик.

     В лице Бояна Алжир получил того самого "ученика", каким должен обладать

любой   известный  художник.  Художник   с  большой  буквы,  не  обязательно

живописец, график или скульптор. Алжир именовал  себя Художником, не обладая

никаким  талантом,  не имея  ни  малейшего отношения  к  искусству.  Он  был

Художником,  как сам  говорил,  "по жизни".  Хотя  именно в те дни, когда он