бедрами Олины ноги и  не вошел, а вонзился, врезался, как сверло врезается в

стену, в теплую женскую плоть.

     Матвеев ожидал,  что дело пойдет с натугой, что его набухший, как будто

самостоятельно  живущий   и  тащивший  за  собой  все  тело  член   встретит

сопротивление,   но  ТАМ  было  мягко,  мокро,  горячо,  ТАМ  его  ждали  и,

дождавшись, приняли в объятия с благодарным чмоканьем.

     - Трахай! Трахай! Давай! Давай! Туда! В рот! Сзади! В рот! Везде! Еще!

     Митя не знал, сколько прошло времени с того момента, как они рухнули на

пол.  Он повернулся  на спину, не обращая внимания на снова покатившиеся  по

полу  бутылки, которые теперь  были  уже  повсюду, разбросанные  сумасшедшей

пляской двух сплетенных  тел. Митя лежал на полу и думал, что  же теперь ему

делать с этой безумной Олей и как дальше вести дела. В том, что она безумна,

Матвеев уже не сомневался. Митя считал себя большим докой по части секса, но

то, что выдала сегодня Стадникова, было для него откровением.

     "Ну что же, нимфомания как она  есть... Не так  уж  это страшно,  нужно

только  точно   понять,   какие   могут  быть   последствия   для   делового

сотрудничества".

     - Ми-тя, - тихонько позвала его Стадникова, лежавшая на животе  рядом с

Матвеевым.

     - М-м-м? -  отозвался он,  поморщившись от того, что Ольга нарушила ход

его мыслей.

     - Мить, ты думаешь, наверное, что я с ума сошла?

     - Да что ты! Нет, конечно...

     - Не ври. Я же вижу.

     "Что она такое может видеть? - удивился Митя, покосившись на Ольгу. Она

лежала лицом вниз, положив голову на сплетенные перед собой руки.  - Что она

там  видит?  Придуривается.  Строит  из  себя  большого  психолога.  Обычное

дело..."

     - Не ври, Митенька, -  повторила  Ольга. - Ты меня не бойся. Это я так.

Попробовала себя.  У меня  ведь мужика не было уже года полтора. Не  смейся,

правда. Василька  я  не считаю.  Я же тебе  говорила. Последний  год он  уже